Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин

приключенческим жанром. Он и на Урале продолжал свою традицию, и, может быть, даже с большей энергией, чем прежде, выискивать авторов, ковать литераторов из числа бывалых людей, которые частенько и сами не подозревают, что могут владеть пером.

Так появились в журнале интересные очерки, рассказы, информации охотоведа В. Виницкого, гидробиолога Т. Раухвергер, познавательная повесть «Яблочный пир» мичуринца-садовода Д. Казанцева. Так опубликовал свои первые литературные опыты геолог Ф. Тарханеев, впоследствии писатель.

Попов познакомил и сдружил меня с Климовым; через него состоялось знакомство и с первой уральской парашютисткой Тиной Самариной (о ней писал «Уральский следопыт», к сожалению, не знаю ее дальнейшую судьбу). Оценить все это я смог лишь спустя годы. Одно время в его постоянное окружение входили инженер-дирижаблист Ассберг (если не ошибаюсь, приехавший из Москвы), Е. Шлезигер — «уральский Брем», известные краеведы и многие-многие другие.

Один из зачинателей советской поэзии на Урале, Н. А. Куштум (Санников) вспоминал, как работал с ним В. А. Попов. Ознакомившись с очерком «Подставка луны» (о восхождении на Таганай, один из первых очерков, написанных Куштумом), он сказал:

— Ты мне дай сюжетец, понимаешь? Чтоб читать было интереснее.

Очерк был описательный, фотографичный. Пришлось кое-что домыслить, зато и результат сразу оказался другой. «Интересность» произведения составляла постоянную заботу редактора «Следопыта», интересность, однако, не в ущерб качеству, содержанию.

Примечательно, что, привлекая начинающих авторов, Владимир Алексеевич очень бережно относился к их стилю, манере изложения и никогда не ломал их, не навязывал своего, придерживаясь правила: больше авторов — хороших и разных.

Геологи, охотники, журналисты-репортеры, исследователи необжитых пространств — путешественники, парашютисты и летчики, строители дорог и подземных городов-шахт, взрывники и высотники-монтажники, люди самых беспокойных, а подчас и опасных профессий, следопыты по роду деятельности и по своей натуре — вот кто владел сердцем Попова, и среди них больше всего — молодежь.

Лишь много позднее и стороной я узнал, что старший сын Владимира Алексеевича, талантливый юноша-геолог, трагически погиб в экспедиции на Алтае, сам Владимир Алексеевич никогда не вспоминал об этом вслух, но именно это, думается, и накладывало какой-то особый отпечаток душевности на все его отношения с молодежью. Думается, он искал утешения в среде молодых. Молодежи настежь были раскрыты двери и редакции, и его квартиры — приходи хоть днем, хоть ночью.

Я тогда только-только ступил на журналистскую стезю, ступил как самоучка, как любитель-дилетант, напечатав в газете «Уральский рабочий» и кой-каких сборниках несколько пейзажных фотографий Урала. Я увлекался фотографией, снимки удавались. Они-то и привлекли внимание В. А. Попова. Он пригласил меня сотрудничать в журнале. Знакомство с «Уральским следопытом» в известном смысле оказалось решающим.

Не помню уже, кто первый привел меня туда, кажется, это был Александр Соломонович Асс, тогдашний заведующий производством редакции Уральской Советской Энциклопедии, а позднее заведующий производством Свердловского издательства и, наконец, уже в послевоенные годы, редакции возрожденного «Уральского следопыта».

С чего начинать? Признаться, я ума не мог приложить. Профиль журнала, требования, предъявляемые им, все это было ново, необычно для меня, совсем еще зеленого юнца в подобных делах.

Натолкнул, разумеется, Владимир Алексеевич. Он побывал у меня дома, познакомился с моим, еще не очень богатым тогда, фотоархивом. Именно таким путем появились на страницах «Следопыта» мои снимки «Камень-курица», «Сосна-лира» и прочие.

Мой новый друг раскрыл мне глаза на «мир под ногами». Его привел в восторг снимок грибов обабков, сделанный крупным планом. Владимир Алексеевич сам придумал к нему название — «Праздник грибного урожая». С такой надписью снимок увидел свет.

С его легкой руки меня нарекли «фотоглазом «Уральского следопыта». Ему я обязан интереснейшей — первой в моей жизни большой корреспондентской — поездкой по Южному Уралу: в города Златоуст, Миасс, Челябинск, Оренбург, Орск, где только начинал создаваться громадный Орско-Халиловский промышленный район. Я побывал в Ильменском заповеднике.

— Примечай все интересное, самобытное, — напутствовал меня Владимир Алексеевич.

Узнав, что я умею немного рисовать, он посоветовал делать зарисовки, и я действительно привез из этого путешествия несколько карандашных рисунков. Некоторые из них, как, например, «Каменная баба» (надгробный памятник на древних степных захоронениях), были помещены в журнале в качестве иллюстраций, наравне с фотографиями.

У Попова я учился журналистской хватке. Буквально ни одно событие не могло укрыться от его острого следопытского глаза. В ту пору большое значение придавалось дирижаблестроению, первые советские дирижабли уже побывали в небе Свердловска, шли разговоры о создании великого трансконтинентального дирижабельного пути через всю страну от Москвы до Владивостока, в Нижне-Исетске началось сооружение металлической причальной мачты, и вскоре я уже ехал туда с фотоаппаратом. Владимир Алексеевич познакомил меня и со строителем мачты инженером Ассбергом.

Характерно, что на обложке первого номера «Уральского следопыта» был изображен дирижабль на фоне карты Урала. Создавалось впечатление, что, не успев приехать в Свердловск, Владимир Алексеевич уже знал все самое интересное о нем и обложку с дирижаблем запроектировал, еще будучи в Москве.

Главными литературными жанрами в журнале были очерк и короткий динамичный рассказ.

— Как тебя, Борис, научить писать очерк? — сокрушался Владимир Алексеевич.

Дело это у меня никак не шло. С грехом пополам получались лишь расширенные подписи к фотографиям, «фотоочерки». Я имел специальность топографа-изыскателя, часто ездил по Уралу и видел много интересного, в пятках постоянно ощущался зуд путешествий, а где набираться впечатлений, как не в поездках и походах, и конечно же было бы полезно поделиться виденным с читателем. Но как это сделать?

О том же говорила со мной Клавдия Васильевна Рождественская, редактор детской литературы Свердловского издательства, позднее уральская писательница. Они сидели в одной комнате, на втором этаже, столы стояли напротив. В то время не было внутрииздательских редакций — были отделы; стояло несколько столов, один человек за столом — вот и весь отдел, управляйся, как знаешь. Подобно Попову, Рождественская (еще один одержимый) тоже неутомимо «ловила людей» — выискивала новых авторов из числа еще не искушенных в литературном труде. Два эти человека, во многом очень разные, даже, я бы сказал, принадлежавшие разным эпохам, в то же время общей увлеченностью, преданностью литературному делу были как бы сродни и отлично дополняли друг друга.

Если Клавдия Васильевна нашла для меня такую золотую жилу, как «собачья тема», которой я остался верен и поныне (именно она, Рождественская, запланировала однажды в издательстве книгу «Мои друзья», ставшую для меня книгой номер один), то Владимир Алексеевич упорно наталкивал на краеведение, поиски интересного и необычайного, помогая увидеть увлекательное в простом.

В. А. Попов говорил Рождественской: «Как важно размотать человека…» Размотать, как клубок, узнать, что у него есть за душой, чем он живет, что может сделать для журнала и литературы. Отсюда — новые темы, неожиданные сюжеты и материалы, свежесть, новизна — все! Так он стремился «размотать» меня.

Клавдия